Если раньше и было какое-то замешательство касательно того, почему Федрезерв намеревается продолжать повышать ставки даже на фоне негативной экономической статистики и исчезающей инфляции, то в последние два дня не один, не два и не три, а четыре представителя Федерального Резерва, включая трех самых влиятельных членов Комитета по открытым рынкам, дали ясно понять, что единственная цель монетарного регулятора в настоящий момент – это проткнуть пузырь в активах.
Первым выступил Президент ФРБ Сан-Франциско Джон Уильямс. Он сказал, что “рынки, кажется, оценены в высшей степени,” и что рынки акций “похоже, растут из последних сил.”
Выступая на австралийском телевидении, Уильямс добавил: “мы видим некоторое стремление к доходности и, возможно, некоторое чрезмерное принятие риска в финансовой системе с очень низкими процентными ставками. По мере того, как мы будем приводить ставки к более нормальным уровням, я думаю, что люди изменят свое поведение.”
Затем выступил Вице-президент Федрезерва Стэн Фишер, и он в более дипломатичных выражениях донес ту же мысль: “рост цен рискованных активов на большинстве рынков, состоявшийся в последние 6 месяцев, указывает на значительный подскок аппетита к риску…
Метрики силы прибылей, такие как доходность активов, продолжают достигать докризисных уровней в большинстве банков. Однако на фоне таких низких ставок, каковыми он являются сейчас, возможно, следует ожидать снижения доходности активов относительно их докризисных уровней – и этот факт также является источником беспокойств.”
Потом выступил Фишер и сказал, что корпоративный сектор “имеет значительный леверидж,” и что было бы глупо считать, будто все риски устранены. Он также призвал “внимательно следить” за ростом аппетита к риску.
Затем последовало заявление Билла Дадли, который многими рассматривается как истинный председатель Федрезерва, находящийся в тени. Вчера он предупредил о том, что процесс повышения ставок будет продолжаться, пока финансовые условия остаются мягкими: “когда финансовые условия резко ужесточаются, то это может означать, что монетарная политика, возможно, должна ужесточаться меньшими темпами, а то и вовсе ее следует ослабить. С другой стороны, когда финансовые условия смягчаются – как это происходит в последнее время — то возникает дополнительный импульс для принятия решения об упразднении политики монетарной аккомодации.”
И наконец, находясь в Лондоне, выступила сама Йеллен. Она признала, что некоторые цены активов стали “в какой-то мере высоки,” хотя, уподобившись Фишеру, она также сказала и то, что цены приемлемы… если только предположить, что рекордно низкие процентные ставки будут действовать бесконечно долго:
“Валюации активов в какой-то мере высоки с точки зрения традиционных метрик валюации, таких как коэффициенты цена акции/прибыль, но я не стала бы пытаться комментировать относительно того, как должны выглядеть адекватные валюации, и эти коэффициенты должны зависеть от долгосрочных процентных ставок,” сказала она.
Нельзя сказать, что она говорила о конце света.
Отвечая на вопрос о стабильности финансовой системы, Йеллен сказала, что посткризисные регуляции (и $2,5 трлн. излишних резервов, которые создают впечатление надежности банков) сделали финансовые институты гораздо более “надежными и платежеспособными.”
“Скажу ли я, что теперь никогда не случится другого финансового кризиса? Нет, вероятно, я бы не стала заходить так далеко. Но я полагаю, что мы теперь находимся в гораздо более безопасном положении, и я надеюсь, что мы не увидим еще один кризис в отведенный нам срок жизни, и я верю в то, что все так и будет.”
Некоторые тут же сравнили заявления Йеллен с известным — и очень-очень ошибочным -прогнозом Невилла Чемберлена, сделанным им в 1938 году о том, что в Европе воцарился “мир, который продлится в течение отведенного нам срока жизни.”
Другие нашли общее в словах Йеллен и в смелых прогнозах Бена Бернанке, который в одной из своих речей за $250 000 в час, произнесенной в 2014 году, заявил, что “процентные ставки не нормализуются в отведенный мне срок жизни.”
А третьи, заметившие, что Йеллен исполнилось 70 лет, попросили ее дать ясное определение “отведенный срок жизни.” Однако, если принять на веру, что валюации акций при индексе S&P на отметке 2420 пунктов и вправду в какой-то мере высоки, то, вероятно, самый дельный вопрос звучал бы так: Не будет ли Федрезерв так любезен уточнить, какой уровень индекса центральный банк не будет считать высоким.
Что же касается самой Йеллен, то, возможно, сегодняшнее закрытие рынка – это предвестник событий, которые определят, какова окажется продолжительность жизни теперешнего председателя Феда.
Источник